Страниц всего: 24
[1-10] [11-20] [21-24]
Симонов К. М. -- Дым отечества
Услышав сейчас эти тяжелые хозяйские шаги, Басаргин отчетливо вспомнил один старый разговор, который у него был с Григорием Фаддеичем еще в тридцать шестом году, когда его вместо аспирантуры послали на два года в Бурят-Монголию. – Не умеешь быть хозяином своей жизни, – с раздражением, смешанным с сочувствием, говорил тогда Григорий Фаддеич. – Что хотят, то с тобой и делают, как с пешкой. Не хозяин. Басаргину действительно тогда не хотелось ехать, но он подчинился долгу, поехал и два года провел в Бурят-Монголии. И всю дорогу туда, трясясь на верхней полке, думал, что, пожалуй, Григорий Фаддеич прав. А потом забыл об этом. А сейчас, когда вспомнил, уже твердо знал, что прав он, а не Григорий Фаддеич, и что именно он, Басаргин, был хозяином своей жизни. Был хозяином потому ...
- 1 -
Вскоре после окончания войны он был демобилизован, но поехал не домой, а в Вашингтон, в закупочную комиссию. Причин на это было несколько сразу: и действительное, а не только по анкете хорошее знание языка, и уже приобретенный опыт заграничной работы, и, главное, старая довоенная специальность. До войны он читал курс технологии металлов, и его послали в Америку сменить уезжавшего оттуда работника, занимавшегося закупкой и приемкой проката и метизов. Басаргин не принадлежал к числу тех очутившихся за границей людей, у которых инстинктивное неприятие всего окружающего превращалось в шоры, мешавшие им видеть и узнавать незнакомый мир. Шорами прикрывают глаза лошади, чтобы она не пугалась незнакомого и чужого. Людей, добровольно надевавших шоры, Басаргин считал отчасти труса ...
- 2 -
– Вы согласны со мной, что ваше положение с хлебным балансом будет очень трудным? – заключает журналист. – Да, но я не люблю, когда о страданиях моего народа говорят улыбаясь. – Честное слово, вам это показалось. – Нет, это вам показалось, что мы продадим социализм за чечевичную похлебку. А мы не продадим, мы им не торгуем, – в свою очередь через силу улыбаясь, говорит Басаргин. Да, поистине, если вспомнить эти годы – они были жестоким воспитанием воли. Некоторые не выдерживали. Одни, как Николаев, не стыдясь, просились домой; другие, стараясь не замечать никого и ничего, кроме своих, при всякой возможности запирались в четырех стенах и молча считали дни, оставшиеся до возвращения на родину. В первое время Басаргин переболел и той и другой ...
- 3 -
«Все-таки еще раз напомнил об этих тридцати тысячах», – беззлобно отметил Басаргин. – Я плавал механиком на Черном море. Пароход реквизировали в Одессе французы, а потом угнали в Константинополь… Так начался этот длинный и сбивчивый рассказ. Потом Басаргин вспоминал о нем со смешанным чувством не то обиды за этого человека, рассказавшего ему свою жизнь, не то обиды на жизнь, в которую попал этот человек, жизнь, где кругом было так много хороших автомобилей, лифтов, холодильников, квартир и в то же время внутри которой, несмотря на окружающее изобилие, неизменно присутствовало что-то неуловимо безнадежное для человечества. В 1920 году Липатов с женой приехал в штат Мичиган и нанялся работать на ферму в ста милях от Детройта. В 1923 году он накопил денег и приобрел ...
- 4 -
Сейчас инженер и его жена спорили о каком-то Сергее Петровиче, бывшем начальнике строительства, где работал инженер. Жена заступалась за Сергея Петровича, муж нападал на него. – И очень правильно, что сняли! – говорил он. – А вот и неправильно. Его все знают, он целым партизанским соединением командовал. – Ну и что ж, что командовал? А строительство завалил – вот и сняли. – И все-таки неправильно, – упорствовала жена. – Он герой и к тому же очень хороший человек. – Дамские разговоры. Я тоже могу завтра все свои пять орденов нацепить и прийти на стройплощадку с ними вместо цемента, который от меня ждут. Интересно, что мне на это скажут? Хороший я или нехороший? – Ну, ты-то уж во всяком случае хороший, – попробовала отшутиться жена, ...
- 5 -
Елена постарела, но все еще была красива ленивой отцветающей доброй красотой. Высокая, полная и статная, с тихим румянцем на лице, она была из тех русских женщин, которых долго не портят ни полнота, ни годы и красота которых порой заметней в сорок, чем в двадцать. – А ты, Леночка, стала еще красивее, – сказал Басаргин, и она покраснела от удовольствия, почувствовав по его голосу, что он сказал от души. – Ну как, родительскую водку будешь пить, американец? Или отвык? – спросил Григорий Фаддеич, берясь за графин. – Нам иногда присылали для приемов. – Очистка хромает, – огорченно сказал Григорий Фаддеич, – сивухой отдает, мандариновыми корками отбиваю. Он налил три большие стопки, приложив к горлышку графина вилку, чтобы не проскочили корки. ...
- 6 -
– Вот не думал. Всего на четыре тысячи меньше, чем до войны. Где же они размещаются? – Да уж как-никак размещаются, – сказал Григорий Фаддеич. – В сорок третьем году на весь район полста домов осталось целых; это считая и город и шестнадцать сел. Строим потихоньку. Кубатура, конечно, не та, что до войны, но труб вывели порядочно. А где труба, там и печка – основа жизни. Я, конечно, домосед, в тропиках не бывал, может, там холодильники – основа жизни. Ну, а у нас – печка. Он рассмеялся. – И что у нас за народ! Уж некоторые ведь шут их знает куда уехали, аж за Волгу. И от домов их одни травяные бугры остались, хоть раскопки, как в Помпее, производи – где эта деревня была? Так нет, на голое место придет, шагами размерит и на том же месте, где его изба стояла, новую ...
- 7 -
– Мама! Придерживая дужку очков, мать быстро обернулась и посмотрела на Басаргина. – Так ты не спишь? – Нет, не сплю. – А я-то старалась не шуметь. – Я слышал. – Что ты слышал? – Как ты старалась не шуметь. Они оба рассмеялись. – Слушай, мама, как у тебя на душе? – Сейчас? – Нет. Сейчас – хорошо, я знаю. Как у тебя на душе вообще, все это время? – Последнее время? – Да, последнее время. Мать задумалась и с минуту молчала. Басаргин не удивился этому: она всегда серьезно отвечала на такие вопросы. И когда ее походя спрашивали: «Ну, как живете?» – она никогда не отвечала «ничего», а, подумав, говорила так, как было на самом деле – хорошо или плохо. – У меня на душе хорошо ...
- 8 -
– А все-таки в тебе появилось что-то иностранное, – сказала мать. – Шарф, – сказал Басаргин. – А пальто-то легонькое. Мать пощупала материю. – Да, надо будет подбить ватой, – согласился Басаргин. И потянулся к шляпе. – Ну, уж это вовсе ни к чему, – сказала мать. – На дворе метель. Возьми-ка вот лучше. – И она достала с вешалки кожаную с вытертым черным мехом ушанку отца. Басаргин напялил на голову ушанку, которая была ему чуть-чуть мала, и вышел из дому. На первом перекрестке, где ему надо было сворачивать к станции, из темноты выехал грузовик с одной подслеповатой, залепленной снегом фарой и резко затормозил. Из кузова, легко перемахнув через борт и показав рукой, чтобы грузовик ехал дальше, выскочил человек и пошел навстречу Баса ...
- 9 -
«Кажется, я его обидел», – подумал Шурка. – Как бы это поделикатнее поправить, – широко улыбнувшись, сказал он. – Знаешь, Петя, я говорил сейчас с тобой, смотрел на твой дипломатический галстук и совсем забыл, что ты тоже провоевал почти всю войну. Говорил с тобой, как пижон. – Галстуки всегда были моей слабостью, – сказал Басаргин. – Этот не отдам, потому что он любимый, а вообще привез дюжину – один другого лучше. Могу дать. Один, но любой. – Любой, но один, – поддразнил Шурка. – Совершенно верно, ударение на один, – усмехнувшись, согласился Басаргин и вспомнил, что Шурке надо сделать подарок. Сундук, в котором лежали купленные по его просьбе машинисткой торгпредства носильные вещи для Кати, матери и сестры, шел багажом. Там был и костюм для Шур ...
- 10 -
Страниц всего: 24
[1-10] [11-20] [21-24]